i try to grab your hand, but the distance is unreachable.
каждое утро одно и тоже, одно и тоже.
тысячи этих лиц, мерзких и кислых, тысячи машин, воняющих бензином, тысячи улиц, магазинов, ресторанов. ну ты понимаешь? просто тысячи. а ты, ты едешь утром в транспорте и прокручиваешь вечер предыдущего дня.
ты пришел с работы, поздно вечером, а там эта ругань, ссоры, подростковые возраста, эмо, наркотики, рок-н-ролл, нью-рейв, и так болит голова, а ты, ты обязан терпеть, терпеть это все. ты-отец. потом жена пихает в тебя все, что попало, ругает, за вечно пахнущие женскими духами рубашки, а это всего лишь её духи, с третьей полки в ванной, чтобы помнить о ней. это она уже давно не та леди, которую ты повстречал. где-то в другой комнате дочь ругается с сыном. она защищает бедных эмо, она ругает его за кокаин, а он читает бегбедера и на самом деле глотает спиды. девушка ненавидит его за бисексуальность, а он режет тихо вены в ванной. в этой семье никто ни о ком ничего не знает, а оно им и не надо. им скучно. весело. скучно. весело. такая монотонность портит, и жизнь кажется ничтожной и пустой. и лишь бы уснуть, зарыться в одеяло, которое с тобой непервый год семейной жизни, и просто чувствовать дыхание жены на спине, пусть и не любит уже. так теплее. просто спать с открытой форточкой и вдыхать ночной воздух. а потом снова будильник, это утро. и ты боишься встать. ведь все будет снова не так, как ты хотел в молодости.
если бы твой день проходил так, как у половины населения россии, ты бы ездил с такими же лицами, похожими на плессированные юбки, с той же агрессией, похожей на исчадие ада, с той же грустью и болью в глазах, с которой они погибнут под тяжестью неба.
тысячи этих лиц, мерзких и кислых, тысячи машин, воняющих бензином, тысячи улиц, магазинов, ресторанов. ну ты понимаешь? просто тысячи. а ты, ты едешь утром в транспорте и прокручиваешь вечер предыдущего дня.
ты пришел с работы, поздно вечером, а там эта ругань, ссоры, подростковые возраста, эмо, наркотики, рок-н-ролл, нью-рейв, и так болит голова, а ты, ты обязан терпеть, терпеть это все. ты-отец. потом жена пихает в тебя все, что попало, ругает, за вечно пахнущие женскими духами рубашки, а это всего лишь её духи, с третьей полки в ванной, чтобы помнить о ней. это она уже давно не та леди, которую ты повстречал. где-то в другой комнате дочь ругается с сыном. она защищает бедных эмо, она ругает его за кокаин, а он читает бегбедера и на самом деле глотает спиды. девушка ненавидит его за бисексуальность, а он режет тихо вены в ванной. в этой семье никто ни о ком ничего не знает, а оно им и не надо. им скучно. весело. скучно. весело. такая монотонность портит, и жизнь кажется ничтожной и пустой. и лишь бы уснуть, зарыться в одеяло, которое с тобой непервый год семейной жизни, и просто чувствовать дыхание жены на спине, пусть и не любит уже. так теплее. просто спать с открытой форточкой и вдыхать ночной воздух. а потом снова будильник, это утро. и ты боишься встать. ведь все будет снова не так, как ты хотел в молодости.
если бы твой день проходил так, как у половины населения россии, ты бы ездил с такими же лицами, похожими на плессированные юбки, с той же агрессией, похожей на исчадие ада, с той же грустью и болью в глазах, с которой они погибнут под тяжестью неба.
ты бы был, если бы твой день был таким отвратным.
Adieu, прийдется, молись о том, чтобы избежать.